Мой дебют

С неделю назад ехал в командировку на юг на машине (патамушта самолеты не летают) и совершенно случайно проехал по маршруту, по которому ехал примерно 22 года назад, и почему-то нестерпимо захотелось написать. Быстро записал, так что не судите строго

 

Проезжая над Средней Челбаской

Сейчас едем на объект и навигатор повел нас на юг узкими дорожками вдоль Азовского моря. Проезжая по мосту над этой речкой вспомнилась мне эта история, в процессе описания обросшая подробностями и превратившаяся в целый рассказ.

Году примерно в 2000-2001 мы с приятелем подвязались на очень интересную работу - нужно было с GPS-навигатором проезжать дороги. Вообще навигатор, ставший столь привычным нам сейчас, тогда был совсем в диковинку. А уж навигатор garmin, совмещенный с ноутбуком - это было что-то вроде космического корабля пришельцев. Именно таким оборудованием снабдила нас контора. Собственно, работа заключалась в следующем: один человек ехал за рулем, другой - отмечал точки и записывал по номерам:

123 - АЗС справа

124 - кафе слева

125 - шиномонтаж справа

Итыды

Затем мы приезжали в Москву, с ноута скачивали треки, считали их длину и с нами расплачивались, исходя из полезного пробега за каждый километр. Еще по какой-то хитрой формуле рассчитывали гостиничные и командировочные.

Затем эти треки и записи попадали к девочкам-камеральщицам, и они составляли автодорожные атласы.

Приятель, впоследствии сделавший неплохой бизнес и превратившийся в громадного мужика на 150 кг весом на крузаке (как положено)) на тот момент был несуразным худющим угловатым пацаном в огромных роговых очках, склонным к хулиганству. Чего у него было не отнять - так это вести он мог любую машину в любое время дня и ночи и любом состоянии. Когда он сильно уставал, обычно к утру, часам к 4, он начинал ехать со скоростью 40-50 км/ч. Тогда просыпался я, мы останавливались и пили кофе в ближайшей придорожной кафешке, я садился за руль, а приятель заваливался спать. Не один десяток, хотя скорее, сотен тысяч километров намотали мы с ним по дорогам.

Была у меня тогда четверка жигулей модного цвета баклажан в реэкспортном исполнении, чудом приобретенная в кризис 1998 г. на деньги, полученные в подарок на свадьбу, заработанные на воровстве кирпичей и перепродаже сигарет (это прямо совсем другая история))). Какие боги тогда нашептали мне снять все деньги со счета в сбербанке перед отъездом в деревню к дяде в Тамбовскую область и обменять на доллары - загадка. Единственным источником информации в деревне была радиоточка, которую и не слушали особо, она служила будильником по утрам - заиграл гимн - надо просыпаться и идти на покос. Поэтому обо всей той панике, которая случилась в августе того года мы толком и не знали. Да и для нас, рожденных в СССР, непонятно было, что это такое.

Словом, попав в конце августа в столицу, я обнаружил разгар кризиса со всеми вытекающими, в том числе и подлетевший в несколько раз доллар. И с моими пятью тысячами зеленых я уже мог не просто купить какую-нибудь машину, хотя еще месяц назад и мечтать об этом не мог, а еще и повыбирать. Кто-то насоветовал отцу автосалон (ну как автосалон)) - все помнят, какие тогда были салоны… и я выбрал чудо советского автопрома - четверку с двигателем 1,7 от Нивы и инжектором - невиданным достижением технической мысли для отечественного авто того времени.

Так вот. Вернемся к работе, за которую мы взялись. Подобные обследования для составления актуальных атласов уже проводили в нашей конторе, но меня не заинтересовали - то были Московская, Ярославская и другие области Центральной России, тем более, происходило это зимой. А тут предложили Северный Кавказ и летом! Мое шило в опе не позволило бы мне пропустить подобное. Мы были настолько нетерпеливы, что выехали как только это было возможно – в ночь.

Часов в 10 утра поели отличного шашлыка на батайском кругу за Ростовом, а вечером с пятигорским знакомым выпивали на горе Машук. Мы были страшно уставшие, поэтому нас быстро развезло и приятель полез купаться в какие-то горячие источники. Или еще куда-то, не помню точно. Но в этом парке. Пока мы радостно за всем этим наблюдали, всю его одежду благополучно сперли, кроме туфлей - запах наверное отпугнул. Все-таки в Москве уже наступили 2000-е, а в Пятигорске еще царили 90-е.


И приятель мой в белоснежных мокрых трусах и черных лакированных туфлях в нашем торжественном сопровождении (в руках бутылки, стаканы и закуска, ага) под взглядами благочинных санаторных отдыхающих пошли в отделении милиции. Там над нами поругались, посмеялись, записали данные, дали какие-то драные штаны, кофту мы дали сами. Как ни странно, на следующий день вернули паспорт и права. А одежда у него запасная была.

Конечно, пользоваться гостиницами мы не собирались - у нас с собой была палатка, спальники, закопчённый чайник и мой любимый котелок из банки из-под шпината. Традиции употребления шпината в таких колоссальных объемах в России никогда не было. Эта пятикилограммовая банка попала в Университет в 90-е по линии гуманитарной помощи, и, поскольку никому из руководителей не глянулась, была отправлена в одну из экспедиций. Мы тогда вскрыли эту банку, посмотрели на непонятную зеленую массу внутри и решили выбросить, но сама банка мне понравилась, я пробил 2 дырки, приделал дугу из твердой проволоки и котелок прослужил мне лет 10)).

Каждый вечер мы останавливались в каком-нибудь живописном месте – на берегу реки, в горах, на берегу горного ручья, ставили палатку, разводили костер, пили пиво, приятель мой, шарящий в авто, проводил осмотр нашего пепелаца, я готовил какие-нибудь макароны с тушенкой. Сейчас кажется, что это было в какой-то другой стране. Да и не со мной. С такой легкостью из окружающей среды можно было извлекать чистое, как слеза младенца, счастье.

Начали мы с Домбая и Эльбруса. Наверное, никогда ранее я не видел столь масштабных гор, которые поднимаются из жарких ущелий и, заслоняя своими стенами все вокруг, заканчиваются обледенелыми ледниками вершин. Стоя в ущелье при температуре +35 среди пышной зелени трудно представить себе, что можно сесть за руль, проехать полчаса и оказаться на высоте 2500 м при температуре +15, при отсутствии растительности – кругом только камни и лед. Мне вот всегда было интересно, испытывают ли жители гор потребность оказаться на равнине, подобно тому, как жителей равнин тянет в горы? Типа: надоели эти горы, их разнообразие за каждым поворотом, хочу, чтоб было все понятно, предсказуемо и одинаково до самого горизонта. Мне кажется, нет.

Зато в этих горах были самые шибанутые гаишники. Самое нелепое, за что меня оштрафовали – это отсутствие противооткатного башмака. Но в то же время это была самая маленькая взятка в моей жизни – не помню точную сумму, но мы, несмотря на то, что были совсем небогаты деньгами, только посмеялись. Мне кажется, постоянное и настойчивое внимание разного рода ментов к нашему авто объяснялось огромным количеством разного рода блок-постов, постов ГАИ, пикетов, разбросанных практически на каждом мало-мальском перекрестке – отголоски только-только закончившейся Чеченской войны. Понятно, что мужикам на этих постах было скучно, а тут машина с московскими номерами, с кучей проводов на топеде – идеальная тачка для проверки. Надо сказать, что у меня еще был телефон МСС (все ли помнят Московскую Сотовую Сеть- Нокия в полтора кг весом и с антенной, которую надо выдергивать зубами на полметра?). Связь была аналоговой – фактически это просто мощный радиотелефон. Поэтому для путешествий в авто была установлена антенна на крыше и зарядка из прикуривателя – вместе с гармином и ноутбуком это представляло собой целый клубок проводов. Нас такое повышенное внимание нехило напрягало – не самое приятное ощущение, когда не очень дружелюбно настроенные бравые ребята с автоматами наизготовку лазают по авто и выспрашивают, что это за аппаратура. Самый удивительный вопрос был задан на кругу возле Пятигорска:

- А у вас телефон сотовый или мобильный?

Вопрос был задан резким безапелляционным тоном, по которому я понял, что при неправильном ответе меня ждут серьезные неприятности. У меня вспотела спина и зашевелились волосы на жопе. Честно говоря, по своей обывательской простоте я не знал разницы между этими понятиями. Я выдохнул и выпалил:

- Сотовый!

- А ну тогда проезжайте!

Мы переглянулись и двинули дальше.

Однажды мы долго ехали по какому-то щебеночному серпантину и к ночи оказались на практически плоском плато где-то между Кисловодском и Пятигорском. Кругом насколько хватало глаз – ни деревца, только степь и мины коровьего навоза. Мы решили не унывать, нашли какой-то ручеек, поставили на берегу палатку, наелись бутербродов и пошли спать. Ночью мы проснулись от холода и какого-то сильного непонятного звука. Пошли на него с фонариком и обнаружили в траве в паре шагов от палатки что-то вроде грязевого вулканчика, который вечером в темноте не заметили, и он почему-то бездействовал, а к 3 ночи вдруг проснулся и начал булькать грязью. Остаток ночи провели, скорчившись в заведенной машине – на высоте (как потом выяснилось) около 1500 м над уровнем моря перепады температур достигают 25 градусов – днем было около 30, а ночью столбик упал до 5…

Кабардино-Балкария (почему-то мне она запомнилась, как Кабарда) – страна зеленых холмов с пасущимися там и сям коровами. Именно так на рекламе молока выглядят альпийские луга. Дороги сплошь покрыты коровьими лепешками. Эти лепешки под давлением размазываются под колесными арками и засыхают на 30и градусной жаре, превращаясь практически в ДСП. Когда я вернулся в Москву и поехал на мойку, мойщик меня проклял, несмотря на чаевые – больше я к нему никогда не вставал).

Один раз мы заехали на один из таких холмов, встали на относительно ровную площадку у перелеска, как обычно переночевали и … проснулись посреди стада коров. В принципе, они нам не мешали, мы занялись своим утренним туалетом, приготовлением завтрака и подготовкой авто. Зачем-то я открыл капот – то ли масло проверить, то ли воду в омыватель залить – к машине не торопясь подошла корова и… принялась лизать клеммы аккумулятора. Они поросли хлопьями соли из-за электрохимической коррозии, а им видать здесь соли не хватает. Тут же этим заинтересовались ее коллеги – несколько особей оторвались от травы и побрели в сторону машины. Тут я понял, что это становится проблемой – мои пинки туше в несколько сот кило вообще по барабану, а если несколько таких туш устроят драку за доступ к узкой щели, где помещается аккумулятор, машине точно настанет каюк. Тут мне на помощь пришел приятель – он хоть и был худощав, но голосом обладал отменным и матерился отлично – коров он распугал, даже не вставая.

Постепенно добрались мы и до Азовского моря. Ночевали мы где-то в районе Тамани на пляже, среди других отдыхающих. Примерно на каждые 50 м пляжа приходилась машина, ветер доносил музыку и запах жарящегося шашлыка от соседа к соседу. Не помню, по-моему мы тоже поддались шашлычно-мангальному настроению и чего-то жарили на своем участке, машина нараспашку, какая-то музыка наверняка играет. Тут смотрим – в машине в нашей сидит парниша лет 10и и ковыряется в приблудах, разложенных по салону. Приятель мой подходит и очень строго и зычно спрашивает:

- А чего это ты изучаешь?

Мальчик поворачивается и, не задумываясь ни секунды, отвечает:
- Английский!

Мы аж согнулись со смеху, а парниша убежал. С тех пор у нас это стало крылатым выражением, даже сейчас иногда проскакивает.

И вот так проскитавшись месяц, накатав около 12 тыс км мы двинулись в обратный путь. Подспудно мы уже понимали, что этому путешествию и приключению наступил конец, что вот она – обратная дорога домой и навряд ли когда-нибудь с нами будет что-то подобное. Конечно, и приключения и путешествия еще будут, но это совсем другое…

Поехали мы обратно не по обычной дороге через Краснодар, а через все станицы вдоль Азовского моря через Батайск. И на одном из многочисленных мостов через речушки, впадающие в Азов и растекающиеся в устье широкими разливами, поросшими морем шумящего на ветру камыша мы увидели корявую надпись – раки. Может быть это была Средняя Челбаска, может, какая-то другая река, но ассоциация почему-то сработала). Мы остановились, вокруг нас сгрудилась ватага пацанов от 8 до 12 лет наверное. Они предлагали мешок (!) раков. Ну неполный, конечно, но их реально было много, ведра 2. Разнокалиберные – видно было, что ребята сами лазили по этой речке и собирали их. Продавали как-то совсем недорого, видно было, что неохота им заниматься продажей, лишь бы сбежать по своим ребячьим делам. В общем забрали мы этот мешок, в районе Каменска-Шахтинского накупили пива, свернули с трассы М-4 за р. Северский Донец, остановились там в лесу, в последний раз за эту поездку расставили палатку и расстелили спальники, и варили раков, пили пиво, шутили и смеялись, купались в реке и снова варили раков и пили пиво и смеялись, и звезды на небе, и цикады в траве и лягушки в реке смеялись вместе с нами…

 

По-моему сейчас проезжали как-то мимо - там же несколько лет строили развязку? Мне кажется, транзитный транспорт пролетает круг теперь

 

Еще кой-чего родилось

 

Нащекино-Максимовка

Я гнал старинный ржавый вЕлик по тамбовской степи. Он был мне безбожно велИк, и сесть на сидение я мог только под горку, потому что с сидения не дотягивался до нижней точки педалей.

В наш нынешний век гаджетов и навигаторов я и сам не понимаю, как я находил дорогу между этими деревнями, а расстояние было приличное - 17 км по довольно однообразной степи. Единственными ориентирами были лесополосы, поля, грунтовки да овраги - ни одного строения или асфальтированной дороги. Но проехал я этот путь десятки раз, и ни разу не блуканул, как говорят в этих местах.

Я ехал через эти выжженные солнцем поля, через марево пыльной, потрескавшейся и раскаленной черноземной полевой дороги, через пряный запах полыни, густо растущей на обочине, сквозь аромат свежескошенной пшеницы, поднимая вЕликом струйки мякины, рассыпанной по обочине.

Когда уставал крутить педали, я выбирал стог сена или соломы, которых по полям было разбросано великое множество, подъезжал к нему и с разбегу прыгал как можно глубже, чтобы там в тени съесть жирнющий блин, посыпанный сахаром и выпить воды, прихваченной в деревне.

Но главное - я один-одинешенек на многие-многие километры вокруг. Предки в Москве, ждут своего отпуска, чтоб приехать сюда, дядя Миша, брат отца, в Нащекино тоже занят своими делами, дядя Андрей, в Максимовке вообще не в курсе, что я к нему еду. Бабушка Ксения, которая жила с нами в Нащекино, обычно просыпалась первая, выгоняла скотину в стадо, пекла стопку блинов высотой полметра и уходила спать до вечера. И я, шестиклассник, предоставлен на сто процентов самому себе. И все эти 9 месяцев в году, состоящих из учебы, уроков, ненавистных учителей и одноклассников, каких-то секций, в которые засунули родители, обязанностей по дому сделаны только для того, чтобы сейчас, жмурясь от закатного солнца херачить через эту степь одному.

*

Да, друзей у меня особо не было. Долгие зимние вечера я проводил за книжкой, читая Майн Рида, Луи Бруссенара, Джека Лондона и им подобных. Вот там была настоящая дружба, настоящие приключения, настоящая свобода! В Москве всего этого не было. И не было людей, которым были понятны мои устремления. Читать большинство не любило, и практически никто не понимал, о чем я, если я заводил разговор о прочитанном. В Москве в середине восьмидесятых уже ценились шмотки, двухкассетные магнитофоны сони, кожаные куртки, кока-кола и сигареты мальборо. Для меня это было как Эверест или Папуа-Новая Гвинея - я конечно знал о них, видел их на карте, но в руках никогда не держал. Наверное, поэтому мне было проще - я мечтал о путешествиях и приключениях, хотя и плохо представлял, как это осуществить. Конечно же, как и многим поколениям до меня, мне казалось, что я родился не в то время и не в том месте.

При этом, как ни странно, деревенские пацаны, хотя сами тоже читали мало, с удовольствием слушали мои пересказы известных приключенческих романов. Довольно часто у меня собиралась аудитория и я в темноте тамбовской ночи кратко излагал произведения Майн Рида и Жюль Верна.

*

Я подъехал к очередному оврагу. В Тамбовской области они довольно глубокие, с очень крутыми бортами. Поэтому как правило, хотя это и очень обидно, и вниз и вверх вЕлик лучше спускать на руках, ибо, в силу роста, нормально тормозить не получается, а сил поднять его вверх верхом, при помощи педалей, тоже нет. Этот овраг был катастрофически огромен. Дорога под прямым углом спускалась вниз, там делала небольшой S-образный зигзаг и под таким же прямым углом поднималась на противоположный борт, причем ровно напротив спуска. Я решил спуститься вниз и преодолеть хотя бы часть подъема с разгона.

*

Лидером нашего класса был Митя. Оба его родителя были в длительной, точнее, многолетней, командировке в Индии, и, конечно же, у него было все материальное, что мог бы пожелать подросток в 6-7 классе в тот момент. Кроме того, жил он со старшей сестрой и ее гражданским мужем, которые не имели на него влияния - поэтому он, естественно уже пил и курил совершенно свободно, и никто, включая школу, не мог ему в этом помешать.

Завидовал ли я ему? Да, конечно. Он в совершенстве к этому моменту владел другой гранью свободы, свободы наплевать на общественное мнение и свободы, даруемой наличием бабок. Но у меня был свой путь - и в конце этого пути были вовсе не кожаная куртка и видеомагнитофон шарп. Меня влекли исключительно пампасы, прерии и саванны. Накрайняк - белое безмолвие. Короче, судьба уберегла меня от дружбы с Митяем.

По итогу в 20 лет Митяй умер от передозировки. А его лучший друг - Петька, художник, что называется, от Бога, постригся в монастырь. Он всегда был немного не от мира сего, я его не видел лет 30, но по ощущениям он похож на Горшка. Такой задорный и с ебанцой. Но рисовал он настолько круто, что весь класс всю перемену мог, сгрудившись за его партой, смотреть на то, как он машет карандашами по тетради, например, по математике. Он не просто рисовал - он параллельно рассказывал, что происходит. То есть это был какой-то комикс, который Петька брал прямо из головы и тут же изображал на бумаге, комментируя. Там всегда были рыцари, кони, турниры, взятие и оборона замков и крепостей, пиратские корабли, капитаны с попугаями… он был реально крут на этой стезе. Вся остальная учеба давалась ему… как бы это сказать. .. практически никак. Если бы его мама не была нашей училкой по физике, он бы никогда не закончил школу….

*

Проехав первую половину спуска, я совершенно отчетливо осознал, что в S-образный зигзаг я никак не уложусь. Еще треть спуска я раздумывал о дальнейших действиях, и решил, что попробую проскочить прямо - сразу влететь на горку.

Кругом оврага лежала выжженная сухая желтая степь, лишь изредка подсвеченная зеленью осота с ярко-красными головками, да салатово-серой полынью. Дно оврага покрывала сочная зеленая трава по пояс, в которую я влетел со всей возможной скоростью. Наверное 40-50 км/ч было. Доля секунды - и я понял, почему дорога шла не по прямой, а делала этот S-образный изгиб. В этом месте, по-видимому, весной, когда тает снег и текут ручьи, образовалось русло, небольшое, шириной в метр и глубиной сантиметров 20. Но сейчас оно засохло и стало твердым, будто отлитым в граните. ВЕлик остановился в этом русле, а я, перелетев через руль, отправился в полет вместе с пожитками на багажнике. Я прям ощутил себя кукурузником, разбрасывающим удобрения над полями. Думаю, полет был очень краток, но показался мне вечностью.

*

На самом деле неправда, что в школе у меня совсем не было друзей. Они были, и вполне себе неплохие. Леха, прости, что уже пару лет не звонил. Леха был неисправимым двоечником (в отличие от меня, четкого хорошиста, иногда даже отличника). Соответственно, его родители неистово поддерживали нашу дружбу, мои предки смотрели на это настороженно. Я помогал ему с домашними заданиями, он всегда был готов вступиться за меня в драке. В целом мы неплохо дружили - собирали макулатуру, катались зимой на ближайшей горке на картонке, плавили свинец из аккумуляторов, стыренных на свалке в ближайшем таксомоторном парке, жгли костры на Яузе - короче развлекались как все школьники в 80-х. Простые немажорные школьники. За собранную макулатуру можно было получить талон на покупку дефицитной книги, купить ее за 20 копеек, потом продать в магазин Букинист за 3 рубля и за вырученные деньги купить тонну мороженого. Свинец мы плавили просто так, для души. Это не несло никаких благ, думаю просто нашей детской душе очень нравился процесс нагревания каких-то непонятных хреновин, из которых получались серебряные катышки, приобретающие при застывании нужную форму.

Поскольку детскому организму нужно постоянно меряться пипиской, а весы были отнюдь не в каждом доме, необходимо было как-то сравнить залежи свинца, направленного за год. Я, недолго думая, пока предков не было дома, собрал весь свинец и расплавил его в сковородке. Получился блин килограмм на 15. Спор я выиграл, но и звездюлей дома получил знатных. Папа точно знал, что свинец - яд. И сковороду после мох экспериментов надо выбросить.

*

Вы помните, когда мы были мелкие, мы непринужденно ссаживали коленки и локти, резались, обжигались, ставили себе здоровенные синяки на все возможные части тела - и это нас совершенно не трогало. Мы прикладывали подорожник и бежали как ни в чем ни бывало дальше. Так и в овраге - больше всего меня озаботили не кровоподтеки и синяки на собственном теле, а состояние вЕлика. Судя по всему, он был из какого-то советского чугуна, и оказался совершенно цел. Даже ожидаемой восьмерки на колесе не случилось. Зато я был хорош - обе коленки рассек об твердый чернозем, высохший причудливыми гребнями от ходившего тут стада коров, утыкавшего его глубокими следами во время весенней распутицы. Локти не лучше, кровь с черноземом и пылью - красиво и гигиенично, что уж там! Еще и саднит, и жжет нещадно. Ладно, собрал вЕлик, закрепил вещи на багажнике, потащился в гору.

Немного не доезжая Максимовки, справа от дороги, расположился живописный овраг, на дне его от огромных, в три обхвата плакучих ив было всегда сумеречно, росла гигантская крапива и лопухи с листьями, похожими на тропические растения. Когда я спускался туда, уворачиваясь от больно стрекочущей крапивы, то непременно представлял себя в джунглях, полных опасностей - то ли змея опустится с низкой ветки, то ли стая обезьян закидает кокосами, то ли ужалит гигантская сколопендра. Нет, ничего подобного в здешних оврагах не водилось, зато в переплетении корней ив, посреди влажного чернозема и торфа, порождающих всю эту бурную растительность, бил родник. Это была лужица диаметром метра два, с чистейшей водой и дном, покрытым мелким желтоватым песком, иногда подрагивающем от вытекающей из земли воды. Вода в роднике была, разумеется, вкуснейшей. А какой еще может быть вода, если ты открутил педали 15 километров по жаре и в пыли, а фляжка, прихваченная из дома, давно закончилась?

*

Раньше на берегах этого оврага располагалась деревня, родина моего отца, и его родных братьев - дяди Андрея и дяди Миши, старших. Их отца, моего деда, не стало, когда отцу было 3 года - история довольно обыденная для 1942. Ему не довелось даже доехать до фронта - мобилизация - учебка - отправка на фронт - налет бомбардировщиков на эшелон - похоронка. И единственное письмо треугольником, стертое по углам до дыр, которое бабушка Ксения хранила всю жизнь. А вскоре после войны родную деревню отца признали бесперспективной, подлежащей расселению, как и еще несколько вокруг – и семьи разлетелись в разные стороны. Андрей – в Максимовку, Миша с отцом – в Нащекино. Несмотря на военный голод, несмотря на то, что приходилось есть хлеб с мякиной и ловить воробьев, собирать коровяк для того, чтобы топить печку, а уроки делать при лучине карандашем на оберточной бумаге, с какими же счастливыми глазами отец рассказывал об этой деревне! Прорубаясь сквозь заросли крапивы, показывал, где стоял дом, где сарай, где проходила улица, где жили Ивановы, а где – Петровы.

Я кубарем скатился к роднику, не обращая особенного внимания на крапиву, напился воды, умылся, попытался отмыть ссадины, но, похоже, только больше размазал грязь с кровью по себе. Посмотрел на верхушки могучих ив – они уже подернулись красным от закатного солнца – нужно идти к вЕлику, крутить педали дальше, в ночи приезжать совершенно не хотелось, хотя это и было безопасно. Это не тайга, опасных животных там не водится, по дорогам периодически ездила сельхозтехника, все друг друга знали по фамилиям - достаточно было сказать «чей ты» и тебя сразу идентифицировали в радиусе километров 50.

Знаете, какие офигенные закаты в степи? Кроваво-красные, на полнеба, за полчаса показывающие все расцветки – от нежно-розового до бордового. И мгновенно за закатом выключается свет, чтобы разукрасить небосвод миллионами звезд – такого неба никогда не было в Москве. Может быть, потому что в степи более чистый воздух, может быть потому, что в Москве мы просто не смотрим на небо?

На закате из последних сил врываюсь на окраину Максимовки. Остается пресечь всю деревню насквозь – на противоположной окраине располагалось хозяйство дяди Андрея. Он работал механизатором, водил трактор Беларусь, который стоял прямо около его дома. Мне казалось это невероятно крутым. Иногда он даже давал мне им порулить (например, в чистом поле) – это делало меня счастливым, наверное, на целую неделю.

Наконец я врываюсь во двор к дяде Андрею. Первой, кого я вижу, это тетя Галя. Гражданская жена дяди Андрея, с которой они прожили вместе всю жизнь, нарожав детей, внуков и правнуков, но так и не расписались). Глаза ее округляются, она всплескивает руками и кричит: «Госсподи, что случилось – то?» А я уже и забыл, что весь в размазанных кровоподтеках и черноземе. Ерунда – кричу я, но от нее просто так не отделаешься – мне немедленно вручают кусок мыла и полведра теплой воды и я отправляюсь на улицу за ширму отмываться. Мыло щиплет, еще больше потом щиплет зеленка, которой обильно обмазывает меня тетя Галя. Я подвываю, тетя Галя причитает что-то насчет того, что она скажет моей маме, когда она приедет в отпуск.

Наконец экзекуция закончилась, я вырываюсь во двор, где у дяди Андрея всегда была масса разной живности – коровы, овцы, козы, куры, утки, кролики. И наверняка кто-нибудь еще, всех не запомнишь. Наконец слышится тарахтение и показываются слабые дрожащие на грунтовке фары. Приходит дядя Андрей. Очевидно, что он сильно уставший – идет уборка урожая и от рассвета до заката он в поле. Но вида не показывает. Вздыхает, говорит – поехали, прокатимся. Я, разумеется, счастлив, запрыгиваю в кабину и мы едем в сельсовет, где есть телефон. Там он дозванивается до Нащекинского сельсовета и просит пройтись метров 200 до дома дяди Миши, чтобы сказать ему, что все в порядке, что я не утонул в речке и не свернул шею на вЕлике. Такова реальность жизни без мобильной связи).

Потом мы возвращаемся в дом, где тетя Галя с тремя дочерями уже накрыла ужин. Их дочери были старше меня всего лишь на 2-3 года, и сейчас мы конечно же нормально общаемся, но тогда, когда мы виделись там, между нами была гигантская пропасть, ведь все понимают какая пропасть между 7 и 10 классом? Мы ужинаем, и я ложусь спать – мне застелили чистые, аж хрустящие простыни. Конечно же с устатку я почти проваливаюсь в сон, но последняя мысль у меня только одна – а когда обратно? Ибо вовсе не Максимовка и дядя Андрей с тетей Галей были моей целью, а только путь.

Наверное, это мои последние детские воспоминания, уже на следующий год я поступал на подготовительные в университет, там появились новые друзья, гораздо более понимающие меня, стали интересны девчонки, началась перестройка, околостуденческая жизнь, как-то незаметно мы научились пить пиво, потом стали ездить в экспедиции… Все это как в воронку затянуло всю мою прежнюю жизнь и романтику и выплюнуло в конце девяностых совсем другого человека….

Но это уже совсем другая история)