Про мужиков и Сибирь

Вернулся некоторое время из Сибири в Москву. Снова пришло известное ощущение, но решил обождать, потянуть время, чтобы оно, ощущение, набрало известную крепость, или сгинуло, как мираж, если за ним ничего нет. Однако есть, поэтому теперь могу невозбранно поделиться.

На самом деле, речь о Москве, но на контрасте с Сибирью это более заметно. Москва у нас теперь заполоняет всё. Она Есть, остальные только кажутся. Естественно, это от денег, которые разрывают во все стороны её нежное внутримкадное тело, но за деньгами следует и поддержка, пропаганда, культура. От того даже в Кызыле узнают из телевизора, какая погода вечером в столице.

Так вот. Издали приезжаючи, подмечаешь, что Москва наша, вполне соответствуя своему женскому роду по названию, то бишь она самая настоящая Женщина, со всеми своими выкрутасами и психами.

Да-да, не верьте тем озабоченным своей неуверенностью мужичкам, которые "ловят кайф от её бешеной энергетики", "чувствуют электрическую силу в воздухе" и тому подобное. Покупают напоказ цацки, все эти гелики, майбахи, дорогие котлы и средства для демонстрации волосатой груди. Они это делают только потому, что на них смотрит она, всемогущая Иштар Борисовна. Прищуривается, оценивает, надменно размышляет, допустить ли очередного к поцелую туфли. Это особый тип мужского населения, которое с возраста раннего пубертата вперилось взглядом в вертлявые жопы одноклассниц, и не имеет решительно никаких сил, чтобы начать думать о чём-то другом. Единственное, может быть, его настоящее достоинство, что оно не предпочло полеткам взрослых расхристанных шлюх, простых и доступных. Ценители нехитрых удовольствий последнего свойства едут на юг, на побережье моря, чьи города всецело соответствуют искомому образу.

Москва совершенно женский по духу и устройству город, и чем ближе к её центру, тем явственнее это становится. Если на окраинах ещё заметно некоторого рода рациональное устройство жизни, обеспеченность бытия смыслом, то в центре всё предназначено лишь к весёлому, беспорядочному мотовству. Каждое утро, часов в 6, киргизские стилисты наводят последний лоск на её лице, и она предстаёт людям как этакая хозяйка салона, толстовская Анна Павловна Шерер.

Люди меняются, входя в эти залы. Как нельзя палкой вбить привычку следовать хорошим манерам в приличных местах, как люди инстиктивно понимают, что попали в то место, где надо блюсти культуру, так и в Москве всяк человек, всяк приезжий немного улучшается. Повадки его становятся более учтивыми, речь более утончённой. Хорошеющая с каждым годом Москва как бы позволяет за собой ухаживать, или хотя бы поддержать одним-единственным выученным культурным словом необязательный светский разговор.

Совершенно органично женщины в Москве раскрепощаются. Носят разнообразные наряды, экспериментируют с ними, не обращая внимания ни на чьё мнение. Постоянно щебечут, машут руками, обживают каждый уголок этого вселенского новодела, пробуют пощупать руками-смартфонами, постоять рядом, вжиться, поговорить со всем миром вещей вокруг, обставить мебелью, присесть на ступеньки и выпить вина.

Её нынешний начальник совершенно безошибочно понял эту суть. Человек органически непубличный, он каждый раз перед софитами камер преображается, становится словно самый главный ухажёр. Девушки из хороших семей понимают такой подход, и непременно дадут преференцию достойному кавалеру. С огромной, широкой улыбкой, всегда готовый сказать самый тёплый и самый проверенный комплимент, с шикарным букетом и коробкой изысканных конфет за спиной в одной руке, учтиво приоткрывающий дверь другой рукой.

Москву не интересуют стоны оттуда, из-за стеклянной стены непроницания, отделяющей каждую женщину от мира реального, сберегающей её естество. Москва может посмотреть в тот или иной регион, чтобы чем-то занять скуку между отъездом французского премьера и приездом фестиваля шотландских волынщиков. Москва может выразить некоторую эмоцию, которую простоватые пейзане, не понимающие настоящего устройства мира, воспитанные на добреньких сказках, сочтут за участие. Москва соблюдёт этикет, и сделает это неплохо. Как любая хорошо обеспеченная женщина, она может себе позволить некоторые вещи.

Мужик смотрит на Москву издалека. Его территория, его смысл - периферия. Строить, оберегать, возводить минные поля и искать ценные ресурсы, чтобы всё пустить на Неё. Огромный Красноярский край, бескрайняя степь Хакасии - это там, где человек соединён с бытием в один настоящий концерт. Где взмах руки неизменно приводит к явным последствиям, где любой дурман быстро и гарантированно убьёт глупца. Мир мужчин - реальность. Сибирский мороз, огромное расстояние до соседнего райцентра, пересекающая ход человека медвежья тропа не оставляют вариантов отвлечённого думанья, игры со смыслами. Наоборот, тут человек находит единственный смысл. А те бедолаги, которые нашли ложный, блестючий мираж, уже давно устлали своими костьми перелески и тундры.

В Сибири люди подходят друг к другу и начинают говорить дело. Вводные слова не обязательны. Вежливого прощания никто не ждёт. Взятый в руки нож означает скорый удар, а не предлог к разговору с последующей пьянкой с лобызаниями. Если что и ждут от других, то, может быть, готовность не быть падалью в тот редкий момент, когда действительно нужна протянутая рука. Всё остальное вздор.

Выезжая из Столицы, мужчина возвращает себя в мир. Мышцы обретают форму, сухожилия напрягаются, заводит под ложечкой, удары сердца становятся на время слышны. Возвращаясь к своей Москве обратно, мужчина возвращается к своим женщинам, к своему богатству. И не к себе.