Б/Н

Глава 11
Москва, 1990е


Однажды Антон с предками засиделись прямо очень допоздна. Почти до утра. Я подслушал, как Антон с пеной у рта говорил:

- Да ребят, я готов рубашку последнюю продать, но дело верное. Я прямо у своих ребят на складе узнавал - они готовы любые деньги платить за погрузчики. Я же там подрабатываю - один сраный бэушный японский погрузчик экономит кучу денег и времени на складе. - Антон выдохнул. И Сашка (ну вы его знаете) - он сейчас во Владике сидит - организует нам эти погрузчики.

Слышно через кухонную дверь было, как мои предки тяжело дышат.

- И чего ты хочешь? - сказал отец

- Ты к чему это? - вторила ему мама

- Слушайте, нужно семь тыщ баксов на первый погрузчик, его мы сдадим минимум за пятнашку. Дело верное!

- Да где же мы их возьмем?

Все дружно закурили, аж из щелей потянуло дымом. Тяжелая пауза повисла на кухне. Было слышно, как разлили по стаканам и молча чокнулись.

- Ребят, придумайте, где достать денег, я все остальное беру на себя - Антон откинулся на скрипучем кухонном стуле. И наверняка выпустил дым в потолок. Такой стул на кухне был только один, поэтому я очень живо представил его движение, он часто так делал - прибыль пополам. По рукам?

Мне очень хотелось спать, но любопытство прилепило меня к кухонной застекленной двери.

- Антон. Как ты себе это представляешь? - отец, как всегда, как штормовой якорь, пытался разрулить ситуацию. - я получаю долларов 200 в месяц со всеми подработками, Маша от силы 400. Откуда 7000?

Антон долго молчал и курил под сверлящими взглядами собеседников, потом нехотя выдавил:

- Ребят, ну у вас на вашу большую семью как минимум 2 квартиры и одна неплохая дача.

Слышно было, как насупились мои предки.

Антон, как всегда ушел к утру, когда забрезжил рассвет. Несколько дней мои предки ходили задумчиво глядя в скрипучий паркет сталинской высотки. Тихо вечерами гоняли чай с клубничным вареньем с дачи, заботливо сваренным бабушкой Зоей. Громко обсуждали что-то с Антоном по телефону. Меня отправляли с кухни в мою комнату раньше обычного.

Наконец предки развеселились. Обстановка в доме прямо поменялась. В какой-то момент к нам приехал Антон, предки меня особо не стеснялись меня - они ударили по рукам и выдали ему 7000$.

Позже я понял, что мама взяла их в долг у своего пройдохи-шефа.

 

Глава 12
Дневник, р. Алдан, 1930е


Вечерами мы часто болтали с Андреем. Как и обещал, рисуя схемы на снегу, я на пальцах объяснял ему базовые понятия строения речных долин, аллювиальных толщ, гидродинамику – основу теории россыпей. Надо сказать, Андрей сильно отличался от большинства членов экспедиции – он с удовольствием слушал, вникал и достаточно хорошо схватывал информацию и пока мы ехали на санях днем пытался применить полученные знания, закрепляя их. Однако постепенно мне становилось все более очевидно, что ему недостает базовых школьных знаний. О чем я ему и заявил в какой-то момент. Он развел руками:

- У нас в деревне была трехлетка, я был приписан к ней. Но разве ж у меня было время туда ходить? Да и учитель был – сам ЦПШ только закончил. Слава богу писать – считать выучили – и на том спасибо, рубли с копейками складывать умею, да магазин от кабака отличаю! – засмеялся в своей манере Андрей.

Дабы не оставаться в долгу он часто рассказывал о своей прежней жизни. Родился он четвертым ребенком в зажиточной крестьянской семье на юге Рязанщины, где уже распространены тучные черноземы. Отец по наследству получил кузницу, кузнечное мастерство и впитал с молоком матери трудолюбие и усердие. Всю зиму он починял инструмент и подковывал лошадей окрестным жителям – люди из окрестных сел и хуторов шли к нему непрерывной вереницей, поскольку слыл отец Андрея отличным мастером. Летом забот прибавлялось, нужно было обрабатывать свою землю, но не успевало все их большое семейство за всем хозяйством – нанимали батраков для покоса и вспашки. Первая Мировая миновала семью Андрея – кузнецы были нужны на селе и отца его не забрали на фронт. А вот после Революции Рязанщину затрясло. Семья их сразу же была причислена к кулацким, поскольку нанимали они батраков, и излишки были, да и кузница – считай мастерская с подмастерьями.

Отец Андрея тут же люто возненавидел коммунистов и их приспешников. И был совершенно не одинок в своей деревне – наверное не менее половины были настроены враждебно к новой власти. Сначала приехали комиссары с агитацией и сняли с них «сливки», как выражался отец, - разжалобили рассказами о бедных голодающих беспризорниках сердобольную мать Андрея. К тому же она была на сносях следующим ребенком.

Потом приехала продразверстка с комиссарами при наганах и уже силой забрала «излишки». Кто и по какому принципу считал эти излишки – непонятно было никому. Крестьяне зароптали. Следующую продразвёрстку деревня встречала исподлобья, хмуро. Когда объявили, что остается только пайка для работающих людей, народ зашумел – что же вы ироды делаете, теперь наши жены и дети есть вообще не должны? Словом, ночью собрались мужики со всей деревни, да и подняли всех комиссаров на вилы, да и забрали все зерно обратно домой, а нечисть эту под оврагом-то и прикопали.

- Я-то уже не такой малец тогда был, пацан можно сказать, хорошо помню, как все происходило. Вся деревня радовалась, мол прогнали проклятых супостатов, заживем теперь. Оно и понятно – информация до нас долго доходила, оторваны мы сильно были от того, что вокруг происходит. Но не прошло и недели, как вместо продразверстки приехал целый отряд, как они себя называли, красноармейцев. Все вооруженные до зубов, с пулеметом. Начали вынюхивать. – Андрей тяжело вздохнул, провел рукой по бороде. Мне показалось, что слеза все-таки навернулась на его неунывающем лице. Он продолжил:

- Конечно, нашлись, кто нашептали про случившееся. На следующий день зачинщиков собрали у церкви. Мать моя бросилась к отцу, да ее сбили наземь и давай сапогами бить… Мы ее еле уволокли с площади, и нам досталось от комиссарских сапог. А отца с остальными расстреляли прямо в лицо. – Андрей дрожащими руками прикурил самокрутку, которую крутил все это время в руках.

- Мать умерла той же ночью – выкидыш случился и кровь не смогли остановить, вся и истекла. Так мы всемером остались совершенно одни за один день. Коммунисты забрали все зерно, до какого дотянулись, да назначили председателем деревни самого никчемного мужика – Кузмича, который вечно ходил побирался да пьяный у кабака валялся. Он, наверное, за опохмел и сдал всех. А для них-то, - Андрей сплюнул, - он – свой, классово близкий элемент. Набрал он своих приятелей-собутыльников в народную дружину и стал начальником деревни.

Мы с братьями и сестрами, семеро нас было, день горевали, потом старший брат и говорит: «Что, мол, слезами матушку с батей уже не воскресишь, самим жить надо. Я уже много лет в подмастерьях у отца был, со старшими в кузнице управимся, а младшие – кто по хозяйству, кто в огороде, кто с младшими – прорвемся». Старший уже большой был, вот за один день сразу мужиком стал, главой семейства.

Несколько теток да дядек наших, прикинувшись сердобольными, хотели подселиться в наш большой добротный дом, помочь, но мы с братьями отказались, решили сами все будем делать. Работу кузницы наладили, старшОй, хоть и не таким мастером был, как отец, но на его приемы насмотрелся и старался – ладно у него все получалось. Только благодаря ей и перезимовали – закорма все комиссары вычистили подчистую.

По весне все вместе кое-как наскребли зерна, чтоб засеять малую часть своей земли. Тут же объявился Кузмич: «Что, выродки, кулацкое отродье, без нас, наемных, батраков, не можете землицу – то обработать?» Не знаю, как мы старшего брата сдержали, он бы своим кузнечным кулаком бы этого шмакодявку по пояс в землю одним ударом вбил. Все это Кузмич увидел, на следующий день с дружиной пришел и остатки земли забрал, сказал – нечего земле пропадать, когда рабочий класс в городах голодает. Да и про старшОго не позабыл – как только призыв начался, забрали его в армию – и ни весточки с тех пор не было от него.

Так травили нас несколько лет. Старших в армию забирали, половину дома под сельсовет забрали – дескать, что хорошему срубу пропадать, когда там четыре мальца живет. Кузницу и остатки земли - в колхоз. Потом до нашего колхоза добралась и деткомиссия. А может – специально председатель (Кузмич к тому моменту спился окончательно) и навел – хотел избу полностью забрать. Словом, объявили нас беспризорными и собирались отправить в приемный пункт. Что делать со мной непонятно было, я уже здоровый был, но в армию рано, замешкались, ну я и дал деру. А младших всех сестер и старшую одну забрали.

Потом я несколько лет скитался с беспризорниками – и вот тут пристроился.

- Не боишься мне-то все это рассказывать? Я, между прочим, кандидат в члены партии! – отвечал я Андрею на его откровения.

- Серег, я, как только тебя увидел на станции, там в Невере, сразу поверил тебе. Ты был и зашуганый немного, не все здесь понимал, но у тебя как яркий уголек в глазах – я уверен, здесь ты не зря. И то, что к парторгу не побежишь в Незаметном, тоже уверен. А здесь кому рассказывать, тут половина таких, и Зайцев это прекрасно знает. Здесь, знаешь ли, нужны работящие да соображающие, высокие идеи и глобальные мечты здесь совсем другие, не такие, как в Питере. – усмехнулся в бороду Андрей. И продолжил:

- Серег, пойми ты, все эти революционеры, - он скривился, будто бахнул неразбавленного спирта, - все это голытьба, по сути отбросы общества. Они осознали себя на войне, они три-четыре года не делали ничего, кроме как жрали паек, пили, когда наливают, и спали как попало и когда разрешают. А втихаря рвали с трупов золотые зубы и снимали обручальные кольца, да трахали все, что движется. Нелюди они, без царя в голове, без бога в душе, без кола и без двора.

- Да что ж ты говоришь? - я огляделся вокруг, потому что голос Андрея, как всегда был громок, даже шепотом он мог стряхнуть снежок с вершины лиственницы, - за эти слова и ты, и я можем загреметь в лагеря на 25 лет. Я слышал про такое!!

Я с опаской огляделся - вокруг, сколько хватало глаз были только молчаливые лиственницы да медленно жующие лошади, неспешно бредущие в поисках травы под снегом.

- Эх, студент, столичная ты штучка, - с улыбкой отвечал Андрей. - Ну, во-первых, я зыркаю по сторонам, никого тут нет. А, во-вторых, неужто сошлют дальше, чем мы сейчас??? - и он рассмеялся настолько заразительно, что даже я рассмеялся ему в ответ.

Андрей же продолжил рассуждать:

- Вот я, вроде не шибко грамотный, но смотри, что разумею: разве может человек, у которого есть клочок земли, изба, лошадь с коровой да жена с детьми, ездить по стране и делать революцию? Вот и я думаю – нет. У всех этих комиссаров все, что было – сапоги, кожанка, наган да смена белья. Вот и получается, что революцию делают те, кому нечего терять. У кого за душой ни гроша. А какая главная идея таких людей? Вот и получается – отнять и поделить! Только те, кто пошли за ними не учли, что сначала отнимут у буржуев, когда их не останется – вынесут все из музеев и храмов, а потом возьмутся за всех, у кого есть что отнять. Потому что, хоть они и стали комиссарами, красноармейцами и председателями да нацепили красные звезды вместо орлов, а остались такими же мародерами из окопов Первой Мировой.